Если бы у Богов имелась любовь к драматическим эффектам, ночь на 11 апреля 1930 — ночь, когда родился Антон ЛаВей, — была бы темной и грозовой. Несколько пророчески рожденный под знаком Овна (рогатого барана), Антон ЛаВей имеет в своих жилах смесь французской, эльзасской, немецкой, русской и румынской крови. Даже сразу после рождения, обилие шелковистых черных волос и странные янтарные глаза намекали на наличие монгольского наследия и цыганских корней. На протяжении всей жизни его ошибочно принимали за латиноамериканца, пруссака, даже азиата, из-за этого необычного смешения. Хотя родился он в Чикаго, там, где сейчас стоит черное, трапециевидное здание Джона Хэнкока, его родители переехали в район залива Сан-Франциско вскоре после его рождения. Тони, как он будет известен в молодые годы, провел большую часть своего детства в соседних городах, где он свободно исследовал обширные, неосвоенные болотные местности, которые с тех пор превратились в трейлерные парки и торговые центры.
Августа ЛаВей и ее муж Джо, торговец алкоголем, воспитывали Тони, как и любого другого, смышленого, уравновешенного мальчика, пытаясь привить ценности среднего класса без диктаторского навязывания какой-либо религии. К возрасту семи лет, он вырос на рассказах о сверхъестественном и оккультном, которыми он будет увлечен всю оставшуюся жизнь. Не в силах полностью понять прочитанное из-за юного возраста, он искал совета у бабушки по материнской линии, Любы Колтон (в девичестве Лупеску-Примакова, от отца-цыгана и матери-еврейки), которая потчевала Тони тайнами ее трансильванской родины: суевериями, которые передаются из поколения в поколение и включены в самую известную вампирскую легенду — «Дракула». Вой собак, когда их хозяева умирают, опасения, что, сфотографировавшись, вы лишились частички души, что значит, когда птица влетела в дом — все это были ночные страхи, ниткой пронизывающие рассказы бабушки Колтон. Сцены кровавых битв против турецких и русских оккупантов, между Венгрией и Румынией за право управлением, стимулировало воображение Тони. Его бабушка иногда откланялась от главной темы и рассказывала о чудаках в его собственной семье — покойный муж, Бориса Колтон, был троцкистом и ярым иконоборцем из древнего грузинского племени Тогарма (от которого Toгаре, известный Евразийский дрессировщик диких зверей, взял свое имя), и ее брат, который путешествовал с цирками и аттракционами от Черного моря до Венгрии как дрессировщик медведей. Юный Тони скорее был гораздо дружнее с личностями, о которых он читал или слышал, чем с любым из его сверстников.
Не совсем удовлетворенный историями своей бабушки, Тони начал изучать истоки сомнительных сказок, которые она ему рассказывала. Свободный от сильно религиозного, суеверного воспитания, Тони самоучкой начал изучать темную сторону оккультизма. Он жадно читал все, что он мог найти по этому предмету: классические ужасные истории о приведениях, «Дракулу» Брэма Стокера, «Франкенштейна» Мэри Шелли, и самое популярное периодическое издание ужасов того времени, журнал «Фантастические истории». В возрасте12 лет, Тони уже просмотрел и успел разочароваться широко распространенными гримуарами, такими как Альберт Великий и Шестой и Седьмой том Книги Моисея. Он посчитал магические трактаты Монтегю Саммерса и Артура Уэйта загруженными бесполезной ерундой и сосредоточился на настоящем волшебстве гипноза и сценических эффектов. После того, как он поглотил «Практические уроки гипнотизма» д-ра Уильяма Уэсли Кука, Тони быстро научился применять свои методы с большим успехом. Вспоминая свои детские исследования, ЛаВей признается: «Я заглянул во все гримуары, и все они были дерьмом. Черчение магического круга, чтобы защитить себя! Когда я начал разработку своих ритуалов, от чувства досады из-за увиденного, я сформировал светящейся пентакль для привлечения этих сил. Потом я прочитал Уильяма Мортенсена (фотографа, который написал «Приказ смотреть»). И я понял, что это волшебство. Это то, что я искал. Но этого не может быть. Это всего лишь книжонка о фотографических методах. Мне пришлось перебороть себя. Но, в конце концов, я понял, что это настоящее волшебство. Я основывался на этом, как на настоящем волшебстве. Я больше полагался на художественную литературу для поиска магической истины. Лавкрафт, Карнаски Ходгесон, в «Гончих из Тиндалос» Лонга — вот где я нашел пищу для размышлений, то, что я не мог найти в так называемых «опасных» книгах черной магии.
«Случалось ли, что кто-то вызвал демонов, как своих друзей? Я думаю, что да. Это заставляет полагать, что люди, вероятно, делали это в тщательно охраняемых подземельях, и возможно, они об этом умолчали, так как достигли положительных результатов».
Становилось все более очевидным, что интересы Тони в корне отличались от интересов среднестатистического мальчика. Его никогда не интересовал соревновательный спорт, который он считал «нездоровым». Но он никогда не испытывал проблем с заведением друзей — его дом всегда был полон детей, которые ожидали от Тони организации нескольких интересных мероприятий в день. Он придумывал шуточные рыцарские ордены и тайные сообщества, но разочаровывался, так как другие мальчишки выходили из роли или теряли интерес слишком быстро. Чаще всего, общение с другими детьми иссушали ЛаВея. «Они приходили ко мне, восторженные моими идеями, все разрушали, а затем возвращались домой». ЛаВея не сильно беспокоила его неспособность вписаться в общество. «Я никогда не был «бунтарем», потому что мне не было против чего бунтовать. В первую очередь, меня никуда не принимали».
Также Тони особо не бунтовал против своих родителей, хотя он чувствовал, что ни один из них полностью не понимал его. «Моя мать была своего рода легкомысленного типа — всегда должна была переставлять мебель, или что еще хуже, нам приходилось переезжать из дома в дом по одной или другой мелкой причине. Я ненавидел такие частые переезды, но мой отец не смел противиться. Люди называли его настоящим джентльменом. Для меня они оба казались довольно нерешительными людьми, у которых никогда не было своего твердого мнения. С юных лет, они следовали моим советам, например, какой автомобиль купить, все, где требовался эстетический вкус. Они в значительной степени позволяли мне делать все, что я хотел, кроме того, что моя мать всегда меня предупреждала, чтобы я не повредил руки, вроде, «играй спокойно, не дерись», так как я играл музыку. Конечно, я вырос, я никогда не говорил им о многих вещах, которыми я занимаюсь, чтобы они не беспокоились».
С того времени, как ЛаВей стал ходить в школу, начались осложнения. Школа была для Тони местом уединения. Его никогда не привлекало быть «таким, как все» и он обнаружил, что он гораздо быстрее продвигался в своих исследованиях, когда он пропускал школу, чтобы изучать вещи, которые его по-настоящему интересовали. Большинство детей с нетерпением ждали лето, но только не Тони. Это бы означало вторжение в его длинные, плавные дни в одиночестве. Улицы вновь бы заполнялись громкоголосыми детьми, которые приглашали его присоединиться к игре в бейсбол и футбол. Он ожидал время, когда дни опять короткие, когда дети возвращаются в свои лишающие свободы классы, и он мог возобновить свои исследования в другом месте. Он наслаждался своим одиночеством, и те немногие друзья, которых он впускал в свой мир, были, подобно ему, изгоями.
Хью Лонг, Распутин, сэр Базиль Захаров, Мильтон, Лондон, Ницше, Капоне и другие «де-факто Сатанисты», которые практиковали или писали об основах семинаров перед созданием Церкви Сатаны, зародили образы достаточно сильного влияния. «Вам не надо знать все детали их жизней или изучать все их труды. Вымышленные персонажи, как Мин Безжалостный, были не так важны для меня, как существовавшие на самом деле личности. Если я и выделялся среди моих сверстников, то только потому, что я и был иным. Впервые это проявилось в моем образе человека вне закона. Меня в насмешку называли гангстером-стилягой, так как я носил шляпу и костюм стиля «зут» (мешковатые брюки, пиджак до колен), потому это была единственная одежда, в которой я чувствовал себя комфортно. Я не пытался выделяться специально, просто это случилось естественно».
Он вспоминает случай с одним мальчиком и птицей в своем дворе, когда ему было 11 лет. Он импульсивно выстрелил в спину мальчика из своего воздушного пистолета, в то время как мальчик целился из собственного пистолета в птицу, сидящую на ветке в десяти сантиметрах от него. Бесстрашный охотник выронил свой пистолет и взвыл от боли. Это был первый урок Тони в «хорошем спорте». Его потянули в полицейский участок на длинную лекцию о том, что только трус стреляет в спину и, в конце концов, «это была только птица».
В тридцатые года для мальчика существовало много доступных приключений. Когда в 1937 году открылся мост Голден Гейт — инженерное чудо века, — ЛаВей был одним из первых, кто прошелся от одного конца до другого, когда перед открытием моста для автомобилей пешеходам было разрешено вволю нагуляться. ЛаВей вспоминает: «Я испытал необыкновенное чувство быть одним из первых людей, прошедших через Голден Гейт Бридж. Конечно, тогда было гораздо меньше людей, поэтому было интересно идти по той широкой полосе, где вскоре помчатся автомобили. Это было совершенно не похоже на то, когда мост закрыли для проезда на несколько часов во время празднования 50-летия в 1987 году. Планировщики совсем не ожидали громадной толпы. 800 человек заполнили мост так густо, что не было видно дороги. Они выпрямили естественный изгиб свода. Веселое было бы празднование, если бы мост рухнул». Так как он жил со времени открытия моста, Антон намеренно проехал на своем Корде '37 через мост на 25-летний юбилей и ранним утром 50-летнего.
Музыкальное образование Тони началось рано. Зайдя в музыкальный магазин в возрасте пяти лет, он пощипал арфу и проиграл простенькую мелодию (!), после этого случая его родители признали его музыкальный талант и помогали в его развитии. За время своей молодости ЛаВей научился играть на музыкальных инструментах, которые требуют специального обращения. Он понял разницу между игрой на тромбоне и кларнете, щипковом инструменте или том, где вы играете смычком. В результате он жаждал играть оркестровые аранжировки из нескольких инструментов, смешивания, как он слышал в своей голове.
Привлекаемый возможностями и универсальностью клавишных инструментов, Тони научился играть на фортепиано имитацию других инструментов. Он испробовал многие музыкальные инструменты, чтобы ознакомиться с их звучанием, и сегодня может взять любой инструмент и поиграть на нем. «Особенностью современных синтезаторов является то, что в первую очередь вы должны знать, как играть на акустических инструментах — говорит ЛаВей. — Затем, овладев техникой, можно вспомнить и воссоздать их на клавиатуре». Даже будучи ребенком и играючи на скрипке, Тони очень повезло иметь учителя, у которого находилось время выписывать для него оркестровые аранжировки. «Я помню, он выписал всю схему для «Славянского марша» Чайковского, чтобы я смог сыграть это на скрипке». Изумительно играя на басовом барабане (фрагмент с пушками) для увертюры к «1812 году» Чайковского в возрасте девяти лет, ЛаВей вскоре стал вторым гобоистом балетного симфонического оркестра Сан-Франциско, когда ему было 15. «Мне просто нравилось звучание инструмента». Он некоторое время ходил от двери к двери и обучал игре на аккордеоне, когда этот инструмент был очень популярным среди родителей для «поощрения» мальчиков к учебе. Хотя он едва владел этим инструментом вначале, ЛаВей опережал своих студентов приблизительно на неделю, но все равно был способен обучать их. «Когда я подавал заявление на работу, этот парень протянул мне аккордеон и чудом я выбрал «Sorrento», которое оказалось его любимым номером. К уроку номер шесть, я прорывался через «Танец сабель» и разрывал гармошку грохотом «Леди Испании». Почти как Дик Контино».
Начиная с детства, ЛаВей признает, что большая часть его успеха происходит от того, что он просто оказался в нужном месте в нужное время. Уже побывав на «Веке прогресса» — мировой выставке 1933-34 в Чикаго, когда ему было всего несколько лет, его родители также взяли его на Всемирную экспозицию в Сан-Диего. Постройки и зоопарк, созданные для событий 1935 года до сих пор стоят как одна из главных достопримечательностей этого города. Тони также посетил Нью-Йоркскую всемирную ярмарку в 1939 году, хотя она не так впечатлила его своими знаменитыми трилоном и перисферой, как он был очарован красотой цветных огней, играющий на заливе Сан-Франциско на другой, менее известной Мировой ярмарке в том же году на Острове Сокровищ.
На Всемирной ярмарке 1939-40 на искусственном «Острове сокровищ», специально построенном для этого мероприятия, для Тони открылись новые приключение. Будучи только школьником, он носил шляпы и пиджаки взрослого покроя — и никого не волновало, что он бродил по ярмарке в одиночку. В зоне развлечений «Gayway» он посетил «Обнаженное ранчо Салли Рэнд» на «Gayway» и наблюдал полуобнаженных пастушек, вертящих лассо и бросающих подковы, не менее двадцать минут, прежде чем его выставили за дверь. «Я думаю, что меня принимали за карлика. Мой более старший друг проворачивал то же самое, и ему все сходило с рук до тех пор, пока он неожиданно не встретил своего учителя воскресной школы, вертящего голой задницей среди девочек. По сей день он утверждает, что это был тот момент его разочарования в христианстве и своего рода посвящение в Сатанизм».
Места, куда не заходили другие люди, естественно привлекали его, и Тони бродил по дальним краям острова, с той стороны, где дул ветер. Его исследования окупались успехом. Он наткнулся на модели многоквартирных домов в натуральную величину, созданные в федеральном здании, одним из некоторых примеров работы, которую правительство осуществило через агентства WPA, CCC, NRA, TVA, и т.д. Эта особенно натуралистическая выставка показывала ужасное убожество жизни в многоквартирных домах, и как расчистка трущоб изменила к лучшему жизнь общества в целом. Самой выставке предшествовал фильм ранних 30-х «Одна треть Нации», рассказывающий о плачевных условиях большинства американцев на то время. После фильма, посетители проходили в помещение, которое буквально возвращало их в прошлое и наглядно показывало те самые условия, описанные в фильме. Комнаты были убогие и неухоженные, с корзинами грязного белья, оборванными и заляпанными обоями в цветочек, полусломанная мебель захламляла тускло освещенные квартиры. Грохот железной дороги и чей-то постоянный кашель из воображаемой соседней квартиры проигрывались на громкоговорителях. Тони испытал сладость вуаеристического удовольствия, подобно законному проникновению в чей-то дом.
Очарованный открывшейся перед ним картиной, он выучил важный метод магии воплощения. Естественно, не все элементы трущобных квартир были воссозданы в небольшом помещении экспозиции, но существующих декораций было достаточно для воплощения чувства присутствия. Тони обнаружил, что не обязательно включать весь объект, достаточно нескольких правильных намеков, которые должны быть представлены так, чтобы воображение зрителя (или участника) смогло заполнить остальные. Он был настолько очарован уменьшенной копией Чикаго, что она вдохновила его создать миниатюрный город в его спальне. Эти ранние практические знания экспериментального воплощения в сочетании с методами сенсорной проекции, которые он шлифовал годами, помогли Тони в создании андроидов и ритуалов для Церкви Сатаны.
С началом Второй мировой войны ЛаВей стал интересоваться боевым оружием, логистикой и обмундированием. Он часами сидел в библиотеке, внимательно изучая литературу о военно-морских силах, боеприпасах и армиях. ЛаВей собирал информацию о дирижаблях — Гинденбург, Граф Зеппелин, Шенандоа, Акрон, Макон. (Много лет спустя, ЛаВей поможет выпуску книги Майкла Муни и последующего фильма «Гинденбург».) «Боевые корабли Джейна», военно-морской каталог боевой техники, основанный в 1897 году Фредом Т. Джейном, был основным первоисточником. В нем рекламировались пушки, торпеды — все, что стране необходимо для ведения войны от ведущих в мире производителей боеприпасов, таких как Крупп и Викерс. Тони решил, что он должен обладать этой книгой и стал откладывать любые свободные деньги на покупку ценой в $20.
«Кажется, что если вы хотите начать войну — подумал ЛаВей, — вы можете нанять армию и флот, которые будут драться за вас. Смотрите, вот этот парень, Фрэнсис Баннерман, который купил остров вдоль реки Гудзон, выстроил замок с запасом оружия, достаточным для уничтожения целого мира. Если где-то начинается война, он поставляет оружие любой стороне, у которой есть деньги. Это так просто. Военные лидеры просто приобретают достаточно вооружения для армии и флота из Арсенала Баннермана и легко получают контроль над судьбами миллионов людей. Для производителей оружия это просто коммерческое предложение. Все население участвует в войнах, предполагая, что есть одна сторона против другой стороны. Тем не менее есть еще они — поставщики оружия и снаряжения, прямо в центре боевых действий, даже в тех местах, где люди сражаются за идеологию, и они под полой снабжают армии и флоты врагов, которые пытаются уничтожить те самые страны, в которых они, торговцы оружием, живут».
Будучи в средней школе, Тони решил, что хотя он интересовался многими военными вещами, ему явно не хотелось посещать обязательные классы физкультуры или военной подготовки. В честь французского Иностранного легиона он носил французское кепи (прямо из каталога Баннермана), которое он чередовал с кожаной пилотской курткой и белым шелковым шарфом, или кепи немецкого Африканского корпуса. Он не выносил своих менее выделяющихся одноклассников. Каждый раз во время поездки в школьном автобусе, ЛаВей словно чувствовал себя заключенным в «клетку с варварскими обезьянами». Когда Тони заставили ходить на уроки физкультуры, несмотря на его яростные протесты, он только научился чувствовать презрение к сдирающим полотенце, веселым молодым спортсменам, с которыми он должен был соревноваться и шутить. Как и многие юноши, которые были одарены немаленьким мужским достоинством, Тони стеснялся снимать одежду в раздевалке с другими мальчиками. Он вырос в ненависти к «скрытым гомосексуалистам» и «слишком увлеченным» типам, с которыми он должен был перетираться в тренажерном зале. Их подмигивания и грубые шуточки только укрепили понимание Тони того, что он «другой». Хотя одноклассники считали его странным, сам Тони полагал, что он — «остров здравомыслия, окруженный шумными и дикими кретинами-подростками, постоянно заряженными энергией, подавляемой дома». Он ненавидел командные виды спорта и считал бег по кругу пустой тратой времени, и что ни одно животное не подвергнет себя такой пытке. Но тогда, думал Тони, животные намного умнее.
Тони хотел научиться дзюдо, но в школе это не преподавали. Вместо этого, ЛаВей убедил врача написать ему справку об освобождении от уроков физкультуры и проводил время, отведенное для уроков физкультуры и военной подготовки в специальной комнате отдыха с другими неспортивными мальчиками. К счастью, в школе была молодая, хорошо сложенная медсестра, которая развлекала ЛаВея. Очевидно, ей нравилось смотреть на интимные части молодых мальчиков. Если он жаловался на недомогание, она каждый раз заставляла его снимать штаны, несмотря на вид заболевания. «Я не знаю, делала ли она это с другими ребятами, мне было стыдно спросить кого-либо еще». Она всегда тайком разглядывала его через зеркало в сумочке, притворяясь, что ищет губную помаду.
У ЛаВея был удален «хвост». Были удалены дополнительные позвонки в конце хребта Тони, формировавшие хвостовой придаток, такое обнаруживается у примерно одного из каждых 100000 новорожденных. Они никогда не доставляли ему много боли до наступления половой зрелости. «Стали доставлять мне много проблем в возрасте 11-12 лет. Несколько раз вытягивали позвоночник. Мне пришлось научиться сидеть боком. Затем они вновь воспалялись, очень больно. Они забрали меня в отделение скорой помощи однажды — снова вытягивать позвоночник. Тогда было очень холодно. Это случилось во время войны и в больнице не было мест. Врачи не рискнули давать мне общий наркоз и отправлять меня домой по холоду, так что они дали мне только местный. Я прокусил резиновую прокладку, на которой я лежал и погнул стальной поручень на каталке».
Примером для подражания у юного ЛаВея были его дяди. Мужские архетипы 30-х и 40-х годов, они вдохновляли и поощряли Тони. Благодаря одному дяде, который владел кораблем, нанятым береговой противоподлодочной охраной во время войны, Тони привил в себе любовь к морю. ЛаВей вспоминает, как он был увлечен подводными лодками, считая, что ему особенно повезло наблюдать самую большую субмарину США практически под своими ногами. Также ЛаВей летал на «Чайна Клиппер», легендарном самолете авиакомпании «Pan American World Airways», который взлетал из залива Сан-Франциско в свой Тихоокеанский круиз.
Когда одного из дядей ЛаВея весной 1945 года наняли цивильным инженером по восстановлению взлетно-посадочных полос для армии Германии, Тони поехал вместе с ним. Дядя недавно развелся, но еще успел получить семейную визу. У юного ЛаВея появилась возможность сопровождать его вместо жены. Именно во время этой поездки он увидел конфискованные нацистские schauerfilmen (фильмы ужасов) на командном пункте в Берлине. Немецкий переводчик объяснил, что фильмы были не просто вымышленными, а символическими или завуалированными выражениями нацистского оккультного мышления. Слухи о Черном ордене дьяволопоклонников, как неотъемлемом элементе Третьего рейха разожгли интерес ЛаВея. Тони был впечатлен кинематографической техникой Веймара и фильмов нацистского периода, таких как «Кабинет доктора Калигари», «М», «Квекс из Гитлерюгенда», «Рассвет» и фильмов Мабузе. Тягостное освещение и странные, призрачные углы съемки произвели неизгладимый эффект на ЛаВея. Десятилетия спустя, он воспроизведет эти элементы из экспрессионистских фильмов, засевших в его мозгу в то, что в конечном итоге превратиться в его «Закон Трапеции». Не менее захватывающей для юного ЛаВея была возможность играть на синематографическом органе на куполе в Брайтоне. В Северной Африке на День Победы он даже имел возможность посетить Штаб-квартиру легиона в Сиди бель Аббесе в Марокко, «не говоря уже о получении в подарок кепи Легиона и кепки Африканского корпуса из первых рук».
Во время чтения разнообразных книг Тони обнаружил трех людей, которые, как он считал, по-настоящему применяют силу Дьявола в свою пользу: Распутин, Калиостро и сэр Базиль Захаров.
Распутин (Григорий Ефимович) родился в 1871 году, в с. Петроновское, Сибирь. Когда он вступил в религиозную секту «хлысты» в 1904 году, он принял философию, которую разделял маркиз де Сад: «Греши, чтоб было в чем покаяться». Ночью он собирал молодых девушек вокруг костра в лесу за пределами своей деревни, говоря им: «Во мне воплощена частица Верховного Божества. Только через меня вы можете надеяться на спасение; и для этого вы должны быть едины со мной в душе и теле». Провозглашая такие идеи, возжигая благовония и далее возбуждая своих ведьм до крайней степени, он проводил оргии и кутежи до рассвета. В конце концов, он привлек внимание царского двора, где он использовал свое заклинание «Свенгали» на царицу. Она решила, что Распутин (чье имя было игрой слов «распутный», т.е. «развратный», или распутье, что означало «перекресток» — термин, применяемый к деревне, из которой он произошел, и ее жителей) единственный, кто способен вылечить ее больного ребенка. Так Распутин, рожденный простым крестьянином, смог стать наиболее влиятельным человеком в до-большевистской России.
Граф Александр Калиостро утверждал, что ему 5557 лет и он был другом царице Савской, Клеопатре, и многим другим влиятельным женщинам в истории. Этот маг XVII века говорил, что он изучил могущественные заклинания, способные лечить болезни и продлевать жизнь от его интимных друзей из прошлого. Придворные раскупали его зелья, как горячие пирожки. Калиостро стал всеобщим любимцем, ему уделяли внимание императоры, кардиналы, королевы и даже Папа, пока, наконец, не обнаружилось, что он — не более чем обыкновенный итальянский крестьянин, необразованный и плутоватый. Те, кто поверили ему и потратили огромные суммы на его снадобья, разъяренные собственной наивностью, обвинили Калиостро в ереси и он умер неоплаканным в тюрьме через четыре года после его заключения.
Но больше всего интересовал ЛаВея сэр Базиль Захаров так, что спустя много лет, он посвятил свою книгу «Сатанинская Ведьма» Захарову как тому, кто знал, как использовать женскую власть в своих интересах. Внук ЛаВея, родившийся в 1978 году, был назван «Стэнтон Захаров» в его честь. Он был самым успешным и циничным торговцем оружием всех времен и народов, поставляя оружие для англо-бурской, русско-японской, Балканской и Первой мировой войн. Опять же, хотя он родился в бедности, Захаров добился внимания королей и парламентов, и со временем стал рыцарем Британской империи. Тем не менее, в биографии Маккормика, «Торговец Смертью», Захаров подытожил свою философию так: «Я создавал войны, чтобы я мог продавать оружие обеим сторонам ... Я продал оружие каждому, кто мог купить его. Я был русским в России, греком в Греции, французом в Париже».
Захаров использовал любые гнусные тактики, которые он только мог придумать, чтобы добиться желаемого. Он использовал взятки и уловки, чтобы победить конкурентов. Он пускал слухи, чтобы рассорить лучших друзей, и использовал прелести красивых женщин для соблазнения или поражения нужных людей. Он подделывал новости, чтобы разжечь в людях воинственное настроение, посылал наемных убийц к чиновникам противника, когда это было необходим — так Захаров манипулировал ходом войн. Чтобы гарантировать, что бои продолжатся и больше денег будет потрачено на вооружения, миллионы молодых жизней были потеряны. Уважение ЛаВея к Захарову стало еще сильнее, когда он узнал, что даже после смерти Захарова, те, кто пытался разоблачить его манипуляции или критиковать его деятельность, теряли работу, заболевали или даже умирали, как будто Захаров доставал их из могилы, чтобы доказать свое непреходящее влияние на земле. Из всех описаний, сэр Бэзил очень похож на ЛаВея в молодости. В особняке Захарова в южной части Франции, Chateau Balincourt, в стенах была скрыта Сатанинская часовня с черными драпировками. Синий полутемный грот гораздо ниже уровня замка, куда лебединые лодки могли проскользнуть через замаскированный туннель, был использован в качестве места секретных встреч. Это были настоящие черные маги для ЛаВея — не предположительно «колдуны», которые были подвергнуты пыткам и сожжены на костре. Захаров, Распутин и Калиостро были Сатанистами, которых ЛаВей считал достойными уважения и подражания.
Чем активнее Тони интересовался жизнью магов и оккультной литературой, тем более он себя чувствовал отстраненным от однолеток, и школьная программа становилась все больше ненужной и неинтересной. Следуя по стопам Захарова, ЛаВей захотел совместить в себе одновременно аристократизм и жестокость. Он изучал дзюдо в студии Дюк Мур в Сан-Франциско, заработав несколько степеней к концу 1946 года. Дзюдо приносило ему гораздо больше удовлетворения, чем распространенный американский идеал «научного бокса». Когда Тони уложил на пол чрезмерно агрессивных молодых парней с помощью этих приемов, его заклеймили «подлым япошкой» и обвинили в нечестном ведении боя. ЛаВея стала раздражать узколобость людей. В тот же год, когда он стал вторым гобоистом для балетного оркестра Сан-Франциско, Тони бросил школу. Он стал отпускать волосы, носить кожаные куртки и костюмы фасона «зут», и начал посещать бильярдные сомнительной репутации, заводить дружков среди игроков, сутенеров, проституток, дельцов и бильярдных «акул». «Мне сказали, что умение играть в бильярд свидетельствует о бездарности молодежи». Тони наслаждался своей несочетаемостью: он рисовал картины, изучал магию и философию, играл классическую музыку, но в то же время действовал, выглядел и думал, как обыкновенный хулиган.
Во время жизни на Восточном побережье, юный Тони часто посещал Стипличейз парк, где он научился зарабатывать деньги на понимании человеческих слабостей. Он заметил, что многие люди собирались вокруг того, что позже стало называться «Театр ветряной дырки», место, где ничего не подозревающие девушки шли через место, где из канализации вырывалось скрытое дуновение ветра, которое задирало их юбки над головами, обнажая ноги и нижнее белье (или отсутствии такового). Через некоторое время был установлен ряд сидений, чтобы мужчины могли наслаждаться зрелищем без надобности стоять на ногах весь день. Однажды мужчина с довольно напряженным лицом наклонился к Тони и предложил ему 25 центов за то, что Тони посидит на его месте, в то время как мужчина сходит в туалет. ЛаВей с радостью согласился. После этого Тони зарабатывал деньги на карманные расходы, высматривая, когда один из «зрителей» членов начинал нервничать и оглядываться вокруг. Он подходил и предлагал: «Подержать ваше место за 25 центов, мистер?»
Тони узнал много нового от подпольных «бизнесменов» в новосозданном Лас-Вегасе, когда он сопровождал и помогал брату его отца, Биллу ЛаВею, после войны, где у того был бизнес. Новая игорная столица была только крошечным оазисом посреди пустыни. Билл поставлял качественный спирт-сырец на подпольные фабрики Аль Капоне во времена сухого закона в Чикаго и возобновил старые связи после войны, получив хорошую прибыль от процветающего военного предприятия по производству шасси самолетов и патрульных лодок. Билл связался с Багси Сигелом в создании «Фламинго» для Мейера Лански. Во время посиделок с дядей в игорных заведениях и ночных клубах, лейтенанты Сигеля, такие как Аль Гринберг и Мо Седвей, впечатлили ЛаВея своими интересами — как все получают свою долю, несмотря на то высокое или низкое положение они занимают. «Все — жулики, в том числе церковь. Незаурядный человек признает этот факт и живет соответственно. Дурак продолжает служить Богу и государству. Способный человек выясняет, как это использовать в свою пользу и не становиться рабом бесчестных политиков и боссов. Он отказывается от жизни миллионов людей, работающих в офисах и на заводах, обреченных на рутину ходить на работу в восемь часов утра, загнивать за смертельно скучной работой, обедать в то время, когда скажет начальник, приходить домой в пять каждый вечер, и все это за жалкую заработную плату, которой едва хватает жизнь».
ЛаВея восхищали эти преступники, которые выжили вне системы, эксплуатируя природные человеческие слабости и пороки.
Он считал их грубыми версиями Захарова, за действиями которых стояла своя философия и убеждения. Тони понимал, что эти люди часто убивали друг друга, и только те, которые умерли действительно ужасной смертью, чтобы попасть в газеты, действительно запомнились широкой общественности. Но Тони не разочаровывался ни в них, ни в своем дяде, который, наконец, попал в тюрьму на острове Макнейл за уклонение от уплаты налогов.
Они все еще выживали на выбранном жизненном пути, и это было самое главное. Если бы обстоятельства лишь немного отличались, Тони так же мог стать мошенником. Когда ЛаВей вырос, он не изменил своего отношения к этим людям, практикующим Сатанинские идеи. Единственное, что обескураживало его в дружеских отношений с этим потрепанными пожилыми мужчинами было то, что большинство из них умерли в 1950-х и 60-х. Оставшись в одиночестве, ЛаВею предстояло создать/открыть для себя новых соотечественников.
«Не очень много людей родилось в одном году со мной, поэтому мне было непросто познакомиться с личностями, разделяющими мои вкусы, знания, музыку фильмы, воспоминания — все те вещи, которые составляют прошлое человека. Я думаю, именно поэтому в юности я тяготел к компаньонам, которые были старше меня: я жаждал тех времен прошлого, которые я пропустил. Или же наоборот, меня тянуло к людям намного моложе меня — их привлекали утерянные знания, которыми я теперь обладал. Мой мир остался там, в конце 30-х и начале 40-х годов. Формирование моей личности произошло в период фильмов «нуар» сразу после войны — эту странную сумеречную эпоху. Стоит ли удивляться, что я тот, кто я есть? Мое созревание прошло под знаком Сатурна. Мои воспоминания исходят из довоенного мира. Все эти воспоминания о детстве и о молодости повлияли на то, кто я, что я, и что я начал делать. Фильмы, которые я избрал примером для подражания, были американскими фильмами «нуар», с крутыми анти-героями, которые фактически имели более глубокие чувства и привязанности, чем это было приемлемо для народа». ЛаВей до сих пор предпочитает играть и продвигать его любимый стиль музыки — «Девушка в Калико», «Из сентиментальных соображений», «Сын природы», «Весь день», «Или это любовь, или нет», «Чем чаще я вижу тебя», «Напрасно влюбленный», «Удивляюсь», «Искушение», «Узник любви», «Золотые серьги», «Помню тебя». Когда влияния ЛаВея распространилось, более ранние, концертные записи были воскрешены из того, что ему нравится называть «напыщенной музыкой».
К тому времени, когда ЛаВею было 16 лет, он четко сформировал для себя определенные идеи о женщинах, а также магии и истинных способностях. Его сексуальные исследования начались в возрасте пяти лет: как он вспоминает, девочка, на дне рождения которой он был, пригласила остаться наедине в ее спальне. Ее мать обнаружила их и выругала ее за то, что она оставила своих гостей, и испуганная бедняжка уписалась в трусы. ЛаВей признает, что данного опыта было достаточно, чтобы направить его на отчетливо фетишистские сексуальные пути. Это только усугубилось к 11 годам, когда он зарабатывал на карманные расходы, собирая пустые бутылки вокруг открытого танцпола. Однажды, зайдя глубоко под основу строения, он по счастливой случайности обнаружил отверстия, расположены прямо под женским туалетом. На самом деле это была щель между полом и передней частью здания, через которую наблюдательный мальчик получил отличный обзор девушки, которая там садилась. Тони выбрал самое удобное положение и шпионил за интересными женщинами, которые собирались облегчиться. ЛаВей уже установил свои собственные идеи сексуальности и восхищался актрисой второсортного фильма Ирис Адриан — архетипом пышной блондинки, вызывающей слюнки. Он решил, что в Голливуде все наоборот, потому что самые красивые девушки всегда были отброшены на дополнительные роли. (ЛаВей впоследствии внес мисс Адриан в число своих личных друзей).
К сожалению, поскольку внешность ЛаВея уже стала принимать зловещий вид, большинство девушек, которые ему нравились, встречались с ним тайком, чтобы их родители не узнали, с кем их дочь водила компанию. Ранний романтический опыт ЛаВея был горько болезненным и, чувствуя себя преданным и обреченным из-за своей несхожести, и он решил, что он пойдет служить в Иностранный легион или цирк. Ену надо было найти или создать место, где он придется ко двору. Осознавая увеличение своей стигмы, ЛаВей покинул дом в поисках приключений, и вскоре нашел идеальное место для его практикования маргинальных атрибутов.
©Agnemir
http://darksunrising.narod.ru/