ЛаВей действительно живет в дьявольском царстве, на этом туманной границе между здравомыслием и безумием, приемлемостью и возмущением, между наукой и сверхъестественными, но всегда остается (как один знакомый определяет его) «за гранью». ЛаВей утверждает, что только в этом Пограничье всех времен и безвременья, с остановленной пространственной и хронологической точкой отсчета, начинается магия, и воля мага может быть спроецирован наружу, чтобы его желание свершилось.
«Каждый человек сейчас ищет независимость. Индивидуальность в большом почете, она —драгоценный товар. Обычному человеку индивидуальность продается в каждой рекламе пива или обуви. Только полностью изолировав себя от мейнстрима, вы сможете заниматься настоящей магией, — говорит ЛаВей. — Есть тайная, великая сила в том, чтобы заниматься тем, что на тот момент, пожалуй, никто в мире не делает. Если вы будете слушать музыкальное произведение, которое каждый напевал однажды, но которое было позабыто на протяжении многих лет, вы делаете что-то уникальное, получая энергию от «потерянной» песни. Это власть Исключительности. Когда вы делаете то, что другие даже представить не в состоянии, вы сияете, как маяк. Если есть силы, которые могут выполнять вашу волю, вы можете привлечь их внимание и сочувствие, через вашу уникальность».
ЛаВей живет жизнью наоборот. Верный своему характеру вампира, он встает с постели на рассвете, создавая его лучшие труды в часы незадолго до восхода солнца. Он изолировал себя от событий, СМИ и таблоидных личностей, завися от спутниковой система партнеров по всему миру, которые поставляют ему фильтрованную необходимую информацию. В последние несколько лет, ЛаВей инициировал кампанию против дурманящего влияния телевидения, полагая, что, если исключительность является мощным магическим инструментом, ничто не может быть достигнуто путем глядения на экран, который измеряет свою аудиторию в миллионы. Он заклеймил ТВ «Великим уравнителем», уподобляя его с «Богом» из-за вездесущности и универсальной стандартизации.
«В прошлые века, — пишет ЛаВей, — Церковь была самым важным регулятором общественной жизни, диктуя морали, подавляя свободу выражения и выдавая себя за хранителя науки и искусства. Вместо этого у нас теперь есть телевидение, так же хорошо выполняющего роль диктора моды, мыслей, взглядов, целей и, так же как и церковь, используемого те же методы, но делая это так красиво, что никто и не замечает. Вместо «грехов», чтобы держать людей в узде, у нас вызывают опасения быть осужденными и непринятыми нашими коллегами (если мы не носим правильную обувь, не пьем правильный сорт пива, или используем неправильный вид дезодоранта). Рука об руку с этим страхом навязывается неуверенность относительно нашей собственной идентичности. Все ответы и решения на эти страхи приходят через телевидение, и только через телевидение. И только благодаря следованию советам телевидения можно очиститься от нового греха отчужденности и остракизма».
Сатанисты, по определению ЛаВея, те редкие люди, которые (среди прочих вещей) изначально избегают контакта с массами людей, будь то в образе мышления, одежде, музыке, развлечениях, или автомобилях. При просмотре файла заявителя о возможности дальнейшего активного членства в Церкви Сатаны, ЛаВей смотрит внимательно на бессознательное подчинение человека средствам массовой информации и известным личностям. Он делает различие между прирожденными иконоборцами и «подростковым» бунтарством, которые одеваются или ведут себя «шокирующе» только потому, что они хотят быть принятыми другой группой сверстников. ЛаВей использует такие факторы, как презрение к телевидению, любимые фильмы, книги и шутки в качестве датчика для определения истинной глубины Сатанизма.
«Основным определяющим фактором, посредством которого высокоразвитый человек может быть изолирован от своего посредственного сверстника — это сама изоляция, степень, до которой он естественно отдаляет себя из масс-медийных влияний и побуждений. Вы не можете быть элитарным Магом, и в то же время быть подключены к системе».
В одном из выпусков «Раздвоенного Копыта» была опубликована жестко написанная статья, вызвавшая эффект разорвавшейся бомбы презрения под названием «Мизантропия» стилем, сопоставимыми с Сатанинской Библией, но более зрелым, ЛаВей начинает так: «Давным-давно я полный рабочий день старался быть хорошим, милым парнем. Как же я ошибался». Дальше он продолжает: «Есть бесчисленное множество книг, которые я хочу прочитать, музыкальные композиции, которые я бы хотел играть или слушать, вещи, что я хотел бы создать, картины и рисунки, что я хочу визуализировать. Нежелательные мужчины и женщины отнимают у меня эти возможности».
ЛаВей проявляет мало благотворительности, когда речь идет о помощи менее удачливым в этом мире. «Люди не понимают, что они держат свою жизнь в их собственных руках, когда они говорят со мной о «помощи» голодающим, больным и бездомным — они твои соотечественники! — говорит ЛаВей. — Я считаю благотворительность самой постыдной деятельностью. Единственный путь, которым я мог бы «помочь» большинству людей, это тот же способ «реформации» Карла Панзрама людей, которые пытались реформировать его. Будет самым милосердным освободить их от жизни, которую они, кажется, ненавидят так сильно. Люди должны быть счастливы, что я не гуманен — или я был бы, наверное, самым дьявольским массовым убийцей, которого когда-либо знал мир».
Возможно, именно эта черствость к человечеству позволяет ЛаВею тесно сотрудничать с животными, и придавать гораздо более высокое значение неодушевленным предметам, чем людям. На последней странице книги Артура Лиона «Сатана хочет тебя», ЛаВей описывает реальную угрозу Сатанизма: «Когда старый автомобиль марки Duesenberg, стоящий на обочине, больше живой, чем люди, толпящиеся вокруг него, черпая энергию из его красивой хромированной трубы, когда объекты становятся более ценными, чем люди, наблюдающие за ними, когда вещи становятся ценными, а люди — расходным материалом, — это есть ужас истинного Сатанинского общества. Именно тогда начинается кошмар».
ЛаВей лелеет и охраняет забытые всеми предметы — книги, ноты, одежду, фильмы, памятные вещи. Большая часть его обширной коллекции содержится в «кладовой» в подвале одного из его домов — место, неподвластное воображению, чудовищное не по размеру, но по содержанию. Его целью является не только потакание своим желаниям, но и сохранение неясных кусков истории, которые могли бы в противном случае быть потеряны навсегда: «Слава консерваторам! Они обеспечивают мир памятью». Среди когда-то известных идолов ушедших эпох ЛаВея находятся потерянные или запрещенные песни, например коллекция «Мрачное воскресенье», записи которой он унаследовал от раннего члена Церкви. Из-за порочного благоговения ЛаВея перед неодушевленными предметами, на него больше влияют книги и фильмы, чем реальные люди. Так же, как он всегда принимает идеи, отбрасываемые другими, ЛаВей признает, что он очарован домами в опасной близости от скоростных автострад, за концом дорожного покрытия, опасно поставленные на сваи, на окраинах, где другие не чувствовали бы себя комфортно. Античные или необычные автомобили, неряшливые книги в мягкой обложке, целлюлозные журналы... ЛаВей является коллекционером «странных вещей», что другие не замечают, выбрасывают или избегают, как неприятных или отвратительных. Люди завидуют только тогда, когда эти заброшенные вещи (или идеи) становятся денежной ценностью, тогда некоторые недобросовестные, но вездесущие будут пытаться отобрать то, что он сохранил, даже если это потребует судебных исков.
Может быть, именно обожание ЛаВеем уникальных предметов приводит к тому, что все забранные у него или потерянные вещи часто возвращаются после многих лет. Он, особенно расположен к редким книгам, которые он считает физическими сущностями, что сохраняют и связывают нас с прошлым. Он обращается со всеми книгами с крайней осторожностью, вплоть до того, что даже многим давним друзьям не рекомендуется прикасаться к ним. В его обширной библиотеке висит знак, что заявляет: «Любому, пойманному на удалении книг из этих полок будут ампутированы их руки». «Что-то всегда происходит, когда люди истязают эти книги, — предупреждает ЛаВей, — указывая на заполненные полки за ним. — Почти, как будто они живые существа. Если кто-то причиняет им вред, я узнаю, что у этого человека позже случаются какие-то трагедии». Клавишные инструменты ЛаВея, кажется, имеют такой же эффект. ЛаВей является очень скрытым человеком. У него есть несколько друзей, которые допущены в его жизнь. Если кто-то другой вторгается в частную сферу ЛаВея без приглашения, или загрязняет атмосферу, когда его допускают близко, злоумышленник может только самого себя винить за вред, который его постигнет.
Тем не менее, его странным, даже извращенным способом, Антон ЛаВей сохраняет наши воспоминания для нас, лелеет их и держит их живыми и свежими. Все говорят нам, что прошлое невозможно и бесполезно вернуть, испытать снова. ЛаВей, напротив, призывает своих последователей жить в мире по их собственному выбору, их собственного изготовления.
озвращаться назад во времени, чтобы опять испытать тот мир, по которому вы скучаете, или возвращение к тому времени, которое когда-то дало вам жизненную силу, это не возможность в мышлении ЛаВея, — это необходимость. «Это не преступление желать жить в других мирах. Вас за это обложат налогом, но они не смогут бросить вас в тюрьму за создание собственного внутреннего мира... пока. Драматики — веселые, снисходительные. «Вы не можете вернуться назад», «Вы не можете жить в прошлом», скажут они вам. Почему нет? «Ты должен отбросить все, что осталось в прошлом и начать жить сегодняшним днем», говорят они. Фигня! Все это проявления современной одноразовости. Это техника усредняловки, попытка избавиться от того, что я называю «прошлые ортодоксии». Именно наше прошлое делает нас уникальными, поэтому экономические интересы хотят забрать у нас наше прошлое, чтобы они могли продать нам новое, улучшенное будущее. Общество теперь зависит от одноразового мира — отбросив все старое, приобретя все новое, в том числе отношения. Но как потом мы плачем и желаем навсегда удержать те заветные моменты, те долго лелеянные мечты, те мучительные ночи, как мы хотим понять их и остановить их от исчезновения в песках времени. Я говорю: «Не позвольте этому случиться. Живите, как вы желаете, и пусть остальной мир останется обманутым».
Но пропаганда ЛаВеем выбранной полной среды обитания выходит за рамки простого развлечения. Вызывая определенные периоды с помощью соответствующей музыки, стиля одежды, манер и формы речи, которые существовали много лет назад может дать потенциальному магу беспрецедентную власть. У ЛаВея есть теория, что это даже может увеличить продолжительность жизни, если человек остается в точности той эпохе, которая является самой приятной для него. Возможно, время может быть приостановлено. Сам ЛаВей, кажется, не изменился за последние 20 лет. Фактически, его идеи остались те ми же, какими они были, когда ему было десять лет, только что он нашел путь к воплощению их более полностью. И он остается в мире, который делает его счастливым.
Комплексная среда обитания может быть выражением уникальных знаний, секретов, в которые вы посвящены, и это все делает окружающую среду еще более магической. Сатана всегда был хранителем тайн, и ЛаВей описывает тайны как процесс усиления самого себя. «Тайная организация является тайной не для того, чтобы сохранить данный объем информации как таковой, а для получения власти от существования и передачи секретов среди своих членов. Процесс обучения, и что более важно, содержание скрытой информации, дает вам власть. Если вы просто расскажете кому-то тайну, они ничему не научатся. Фокусник может показать, как выполнять трюк, но он не сможет научить всем годам мастерства и практики, через которые он прошел, чтобы понять, как сделать этот особый трюк в считанные минуты и незаметно от зрителя».
Хранить секреты о других людях, иногда то, что даже они не могут сказать сами себе, это как быть хранителем ворот Ада. ЛаВей сочувствует предсказателю «Аполлонию» в романе Чарльза Финни «Цирк доктора Лао», когда одинокая пожилая женщина заходит в его палатку, желая услышать, что она скоро встретиться с красивым мужчиной, или начнет интересное приключение, но Аполлоний вынужден сказать ей: «Завтра будет, как сегодня, а послезавтра будет, как позавчера. Я вижу каждый из ваших оставшихся дней — набор тихих, утомительных часов. Вы не будете путешествовать по миру. Вы не придумаете никаких новых мыслей. Вы не будете испытывать никаких новых страстей... Когда вы умрете, вы будете похоронена и забыта, и это все... После всего добра или зла, создания или уничтожения, что вы могли осуществлять за вашу жизнь, вы с таким же успехом могли бы никогда не жить».
«Я не могу сказать людям, что я действительно про них думаю. Как и Аполлоний, я держу заряженный пистолет. Часто я вижу людей насквозь, но считается жестоким говорить им всю правду. Я не умею высказывать это смягченным, завуалированным образом. Я не могу сказать людям то, что очень огорчит их. Мне было бы лучше и я не чувствовал бы столько стресса, если бы я мог сказать, но я сдерживался. Это другое дело, когда правда исходит от меня. Я и только я могу позволить им чувствовать себя более спокойными, даже довольными их несовершенствами, которые другие будут клеймить — также я и только я могу заставить людей чувствовать себя опустошенными, если я указываю на недостатки, что другие тоже могут указать. Если вы имеете эту способность, вы держите свое восприятие при себе. Вы знаете, что может сделать даже одно слово. Это средство, которое вы не используете, если уничтожение не является вашей целью, — как проклятие. Я даже не хочу допускать такие мысли по поводу некоторых людей. Это опасно, когда исходит от меня. Проклинать людей ими самими — самое худшее проклятие из всех».
Как говорит ЛаВей, он часто восхищает в людях тем, что другие сочли бы позорным клеймом. Одной из сильной сторон Сатанинской философии является то, что мы находим в себе силу принять свою черту характера, которая, по мнению большинства, приносит неприятности, и инвертировать ее. Заставить ее работать на вас, а не против вас. Возможно в этом случае образ Сатанизма как инверсии будет верным. Опытный Сатанист берет то, что рассматривается как «зло» господствующим иудейско-христианским обществом, превращает его вниз головой неожиданным способом и получает от этого выгоду. Применяя правило ЛаВея «девяти частей социальной респектабельности одной части возмущение», Сатана, церковь, религия, Библия — все должны быть заново определены в пост-1966 эпохи. ЛаВей советует: «Чтобы быть действительно возмутительным, заставьте свое отчуждение работать на вас. Используйте их собственные страхи против них. Возьмите их обвинения и бросьте обратно в обвинителей таким образом, чтоб они получили больше, чем рассчитывали.
«Разница между мной и кем-то вроде Мэнсона в том, что он играет в покер, и они играют в покер, но я играю в блэкджек. Может быть, это не то, во что он хочет играть, но вот как это работает. Я веду совершенно другую игру, чем они, с раскладом, который они мне дали. Используя то, что они дают мне, реализирую это таким образом, которого они не ожидают и не любят — образы, музыка, архетипы, — они раздают мне эустресс, положительный стресс, и я выдаю им реальные бедствия. Все это в приложении.
Практикуя стереотипы, одобряя, что люди говорят о Сатанистах в соответствии с христианскими определения — жертвоприношения животных, убийства людей, воровство, уничтожение имущества, преступное поведение — это все усиливает и расширяет систему. Вы играете в правильную игру. Это на самом деле приемлемый вариант в иудео-христианской системе — быть преступником. Вы не угроза за решеткой. Вы будете надежно заперты, а они могут тыкать в вас палки. Они получают положительные эмоции, и вы получите бедствия. Это не по-Сатанински».
Вместо этого, ЛаВей инструктирует своих ведьм и колдунов разрабатывать уникальную компетенцию и умение в одной какой-то вещи, развить то, что у вас очень хорошо получается, так что вы можете зациклить свое сознание на нем. Научиться играть на гобое, или построить модель города с нуля, или научиться рисовать лошадь, которая выглядит как лошадь. Когда вы овладеете этим навыком и утвердите его вашим уникальным собственным царством, с помощью постоянной практики, вы научитесь делать это так хорошо, что вам не придется даже думать об этом. Эти магические медитации, трансы, внетелесные путешествия, маг, стоящий в центре круга и произносящий только одному ему известные слова, использование магических инструментов — все метафоры здесь. «Это применимо к музыке или магии, — говорит ЛаВей. — Когда оно становится формой самовыражения — это когда включается автопилот и среда становится случайной — я теряю осознание метода или инструмента».
ЛаВей использует различные формы художественного самовыражения для вызова своих творческих демонов. Хотя он и написал несколько зажигательных песен и сделал несколько саундтреков, его основной страстью до сих пор остается динамическая интерпретация уже написанной, но давно забытой музыки. Только недавно ЛаВей согласился опубликовать некоторые из его музыкальных композиций и интерпретаций для более широкой аудитории. За эти годы ЛаВей также выдал на-гора довольно поразительные картины и фотографии. В то время, когда только Чарльз Аддамс и художники журнала Weird Tales создавали мрачные и нечестивые картины, ЛаВей написал и выставил несколько восхитительно жутких картин. Его работы мрачны, с навязчивыми и преследующими фигурами. Почти примитивные в концентрации вневременного, замершего фокуса, некоторые из них были удалены с выставочных мест, потому что они «слишком тревожили посетителей».
Те же качества присущи его фотографиям — одинокие, мрачные сцены, которые были бы привлекательными только ужасным, порочным личностям.
ЛаВей объясняет силу отчуждения, находя интерес к вещам, которые основной массой людей будут отброшены как старые или незначительные: «То, что когда-то имело значение, может быть забытым большинством людей, но так как миллионы людей когда-то знали это, сила все еще присутствует, и может быть использована. Песня, например, может иметь так много значения, что она не умирает, а лежит в состоянии покоя, как вампир в гробу, ожидая, чтобы быть вызванной из могилы еще раз. Существует больше магии в том факте, что первая массово распространенная всему миру фотография Церкви Сатаны была снята Джо Розенталем — тем же фотографом, который сделал самую знаменитую новостную фотографию в истории — поднятия флага на Иводзиме. В этом гораздо больше реального оккультного значения, чем в зубрежке гримуаров и алфавитов ведьм. Люди спрашивают меня, какая музыка подойдет для использования в ритуалах — какая лучшая оккультная музыка. Я поручаю им посетить самый непопулярный раздел музыкального магазина, и это гарантия, что вы найдете то, что будет оккультной музыкой. Вот в чем сила давно забытой информации. Меня раздражают люди, которые задирают носы и скулят «Зачем кто-то хочет это знать?» Потому что когда-то давно, в Америке все это знали».
«Предположим, есть хранилище заброшенной энергии, которая была сформирована и забыта. Может быть, это похоже на котел под давлением, который все это время просто ждет кого-то, чтобы вызвать его освобождение. «Вот и я», оно манит, «У меня есть вся эта накопленная энергия, только и ожидающая вас — все, что вам нужно сделать, это открыть дверь. Из-за глупости человечества, оно пренебрегло мною и оставило в этом состоянии сомнамбулизма — мечтая древними снами — хотя я когда-то было таким важным для него». Подумай об этом. Песня, которая была однажды на миллионах губах, теперь только на твоих губах. Теперь что это в себе содержит? Эти вибрации этой конкретной мелодии, что они вызывают, к чему призывают? Что они откроют? Старые боги дремлют, ожидая».
В качестве метафоры для использования отчуждения c максимальным преимуществом, ЛаВей использует образ вампира. Он начал исследования вампиров в 40-х и 50-х годах, и включил эту тему в свои еженедельные лекции. Флореску и Макнелли («В поисках Дракулы») и Леонард Вульф («Аннотированный Дракула», «Сон Дракула») связывались с ЛаВеем, когда они только начали свои проекты, так как он был единственным, кто проводил исследования вампирской тематики в то время. В 1988 году ЛаВей был назван «главным идеологом современного вампиризма» на страницах немецкого журнала Tempo. Вскоре после создания Церкви Сатаны он был приглашен для проведения «Dracula Tours» в Трансильвании, но он отказался, так как организаторы хотели, чтобы он появлялся как «человек Дьявола». Он использовал слово «Вампир» в качестве своих номерных знаков в 1969 (а его товарищ имел знак «NOS4A2»— (*близкое по звучанию к нос-фер-а-ту Agnemir*)), и, разумеется, ввел термин «психические вампиры» в Сатанинскую Библию, и с тех пор этот термин получил широкое распространение.
Когда он вел свою колонку «Письма к дьяволу» в национальных таблоидах в конце 60-х, у ЛаВея было много возможностей, чтобы объяснить традиции, окружающие вампиров, и более глубокий смысл в них. Питье крови уходит своими корнями в «пожирание» объекта любви. Кровь или «основные соли» были красивым иносказанием для сексуальных жидкостей (спермы или вагинальных выделений) в 17-м и 18-м веках. Наша жажда метафорической крови также представляет интерес запретному, тайному, скрытому «Я», и это шокирует, потому что это запрещено. Тайное увлечение вампирами становится более интенсивным в развитом технологическом обществе. Люди, производящее кровопускание и мясники не всегда рассматривались с отвращением, они были просто профессионалы. Все видели кровь чаще — мы сами забивали наш скот, воевали на мечах, бывали в покойницких. Все то, что находится далеко от нашего повседневного опыта, теперь становится более шокирующим, более притягательным. Мы защищены, изолированы. Мы никогда не видим кровь в нашей чистой, из камня и стали, хрома и стекла, окружающей среде. Но так как мы выросли далеко от постоянной конфронтации с кровью, предания о вампирах были рафинированы. То, что мы сейчас знаем как специфические характеристики вампира, являются относительно новым явлением — в основном творением Брэма Стокера, а затем Голливуда.
В своих статьях ЛаВей также объяснил причины, почему вампиры не смотрятся (или отражаются) в зеркалах, почему родная земля, родина так важна для них (он указывает на современный аналог трейлеров, когда люди возят свои дома с собою); что может быть причиной отвращения к чесноку и солнечному свету, а также благотворное влияние формы гробов (закрытость и беззвучие способствуют «путешествиям по миру» ночью). Последующие исследования, проведенные в тех направлениях, подтвердили многое из того, что ЛаВей написал. Возможность того, что люди, которые когда-то были заклеймены «вампирами», на самом деле страдали от редкого заболевания крови, подтверждается немалым количеством фактов.
«Люди желают думать о вампирах как о паразитах, но они ими не являются. Настоящему вампиру (в отличие от психических вампиров) всегда есть что предложить — бессмертие. Поэтому современный истинный вампир должен иметь свой вес в обществе или должен сделать что-то, что обеспечило бы ему бессмертие так, что он в свою очередь, может передать его жертве. Бессмертие — это метафора власти. Но истинные отношения с вампирами никогда не односторонние. Страсть, жизнеспособность передается жертве вампира тоже.
Вампир не ищет вынужденную жертву, он может получить значительно больше энергии из согласной жертвы. Вампирам нужна свежая кровь, но особого рода. Это хороший взаимообмен, что придает жертве острых ощущений, в то время как вампир получает энергию из того, кто уже 1) полный энтузиазма, и 2) фетишистически стимулирует вампира. Жертва, в свою очередь, наслаждается сильной гипнотической хваткой, неутолимым принуждением, призывами на большие расстояния, навязчивой зависимостью от вампира.
Вампир выберет заслуживающую этого, несогласную жертву только для удовлетворения своих садистских наклонностей. Тогда он выбирает того, кто часто ищет страшного веселья и дразнящего вампира. Заслуженные жертвы хотели бы получить энергию от вампира, заставляя его обижать их или наказывать их. Вы не можете черпать энергию из ничтожных людей — проявление враждебности по отношению к ним может превратить отрицательное в положительное, предоставляя вампиру чувство благополучия и спокойствия. Когда развлечение дразнящего переходит некую границу и становится бедствием — это уже забава для вампира. В противном случае это — изнуряюще. Вампиры на самом деле опустошаются от большинства типов человеческих взаимоотношений.
Теперь, когда Врата достаточно открыты, заявить, что вы — вампир или заинтересованы вампирами является одним из способов заставить людей обратить на вас внимание. Но, как это всегда бывает, большинство людей, которые работают в этом направлении, представляют собой всего лишь видимость того, чем они должны быть. Это как те Сатанисты, которые хотят собираться вместе для проведения большого количества групповых мероприятий. Они просто хотят черпать энергию из других (настоящие психические вампиры!). Люди, которые громко говорят об этом, на самом деле ничего не делают. Иногда люди, которые являются истинными вампирами, которые участвуют в вампирических отношениях на основе взаимной выгоды, «даже не понимают это сами».
В конце 50-х и начале 60-х, ЛаВей собрал несколько файлов о реальном современном вампире — молодом человеке по имени Роберт Хаммерсли, личность которого очень смутно описывается. Он говорит так красноречиво по этому вопросу, что возникает вопрос, делал ли он объективное исследование или просто ЛаВей видит некие вампирские тенденции в самом себе. Не удивительно, что есть несколько заметных сравнений. У ЛаВея врачи нашли светобоязнь и сильную аллергическую реакцию на чеснок; он всегда был максимально производителен в ночные часы. Он спал в гробу, задолго до того, когда кто другой догадался до этого, обнаружив те же преимущества, что и камера, подавляющая внешние раздражители. Люди, которые тесно общаются с ЛаВея, могут засвидетельствовать, что он любит невыносимо низкую температуру воздуха, находит удовольствие в тихом, темном окружении, и, как любой уважающий себя вампир, избегает массовой культуры, чтобы создать свой собственный мир. Хотя ЛаВей и не пьет кровь, он нуждается в почти сыром красном мясе — он не переваривает никаких других белков. Если его спросить, ЛаВей спокойно признает эти сходства. «Да, в высасывании жизни от энергичных людей, в нелюбви к яркому свету и непереносимости определенных продуктов, таких как чеснок, которые содержат митогенные излучения... Есть определенные общие характеристики личности вампира. В образе мешочка с родной землей, представляющего родину, от которой я произошел. Мой дом очень важен для меня — я дорожу знакомыми образами, звуками, запахами, что, опять же, в противоположность одноразовому обществу».
«Вампир — это душа, обреченная вечно блуждать в поисках утерянной любви, утраченного прошлого, мирного и светлого места вдали от тех, кто хочет выследить и убить его за романтические попытки вернуть прошлое и жить в великолепии давно ушедшей эпохи».
«Я — все подлое, предосудительное и злое в мире», фыркает ЛаВея. Как он писал в «Мизантропии», «Я никогда не умру, потому что моя смерть обогащает непригодныхм. Я никогда не смогу быть настолько благотворительным».
©Agnemir
http://darksunrising.narod.ru/