После разговора с молодым человеком в бильярдной, который работал в цирке Клайда Битти, Тони ЛаВей был заинтригован образом жизни и возможностями, предоставляемыми там. Весной 1947 года он нанялся туда в качестве подсобного рабочего цирка, ответственного за кормление и поение больших кошек. Он немедленно установил контакт с львами и тиграми, обнаружив, что он обычно чувствовал себя более комфортно и расслабленно в обществе больших кошек, чем на улицах города или в любом месте сборища людей.
В скором времени Битти осознал близость ЛаВея с большими кошачьими и стал использовать это для своей выгоды. Тони вскоре пошел по стопам двоюродного деда Лазло (который ездил с цирком по России и Венгрии). Он научился движениям и механике стиля Битти — использование кнута, палки, револьвера и стула (который используется для имитации открытого рта; что-нибудь открытое всегда будет работать, например, шляпа, направляемая в морду льва, заставит его пятиться). Тони смог научить большую кошку проходить через обруч, не опрокидывая его, и через короткое время 17-летний ЛаВей работал с восемью нубийскими львами и четырьмя бенгальскими тиграми в одной клетке, под повсеместно известный музыкальный номер Битти «Доблес-Пасо». «Вы никогда не научите кошек «трюкам», — говорит ЛаВей, — вы просто находите то, что им нравится делать и строите вокруг этого ваш номер. Кошки любят проходить через обручи, садиться на «личные» пьедесталы, все, что вы обычно видите в цирке. Вот почему слово «тренер» больше подходит, чем «укротитель». Вы работаете с кошками, вместо того, чтобы сломить их дух или укротить». Когда Битти планировал «двойное представление» (утренник для детей или благотворительное представление перед обычным вечерним шоу), ЛаВей часто выступал один на один с кошками в большой клетке.
«Когда я выходил на сену, — вспоминает ЛаВей, — я взлохмачивал свои волосы и надевал черные брюки, красную рубашку с глубоким вырезом и черные кожаные сапоги — униформу шоу. Аудитория, должно быть, принимала меня за выходца из монгольского племени. Я чувствовал правильность этого образа и гордился им. Это подходило для работы как с кошками, так и с аудиторией. Как только люди увидят подобный образ, они долго не забудут его. Только так цирковые работники вспоминали или узнавали меня, когда я снова и снова посещал цирк, вплоть до в 1960-х годов».
Где-то есть фильмы, показывающие выступления Антона ЛаВея на сцене. ЛаВей говорит: «Там был парень по имени Том Аптон. Он в основном занимался съемкой цирковых представлений. Все люди из цирка знали его; ему были рады на каждой арене страны. Все, что вам нужно было — это обратить на него внимание, и он угощал вас фильмами и историями. Всегда любил собирать народ вместе, чтобы смотреть его фильмы. Артисты любили его. Он устанавливал свой проектор за кулисами и запускал его для циркачей. Он был невысоким, круглым парнем, с такой же маленькой, пышной женушкой по имени Кристал. Он, должно быть, снял тысячи катушек кинопленки в период с конца 30-х и до середины 60-годов. Некоторые артисты постарше собрались посмотреть его работы. Он собрал их снова и показал их нам несколько раз. Конечно же, и я был там, прыгающий и скачущий по клетке с моими развевающимися монгольскими волосами».
Для того чтобы снизить вероятность получения травмы и чтобы львы и тигры чувствовали себя более комфортно в его присутствии, Тони начал инициировать отношения, более близкие, чем дружба, так что большие кошки скорее приняли его как часть их существования. Когда он кормил их, Тони клал свой собственный гамбургер на землю рядом с их пищей, подражая их рычанию, когда он ел. Занимаясь с кошками в клетке, он ползал в опилках вместе с ними. ЛаВей даже стал спать в клетках с ними время от времени. «Мне очень не хватает общества большой кошки, после того, как я 20 лет своей жизни провел в тесном контакте с ними, с 17 до 37, когда Тогаре отправили в зоопарк. Там нет ничего подобного. Как только вы установили контакт с кошкой, они вас никогда не забудут. Молодой черный леопард по имени Зомби, с которым я работал на шоу Битти, вспомнил меня 13 лет спустя, когда мне довелось увидеть его в небольшом бродячем цирке. Когда я подошел к клетке, этот (к тому времени) старый, побитый молью леопард поднял голову и начал издавать дружественное мурлыканье признания. Я присмотрелся и удостоверился, что это было то же животное, с которым я работал много лет назад».
Неважно, на сколько дружественным был ЛаВей с большими кошками, тем не менее он признает, что получил свою долю опасных случаев и имеет шрамы на руке и груди, напоминающие о том, что ничто не может защитить вас от случайных неудач или разгулявшихся львов. «Я был поцарапан или брошен на землю. Это случается с каждым тренером время от времени. Львы — невероятно сильные животные. Им достаточно слегка зацепить вас, в то время как они бегут в своем ритме, и любой взрослый мужчина упадет. Они также фантастически быстры. В тот же момент, когда вы упали на землю, один из них сидит на вас, и вы лежите на спине в опилках со львом, парящей над вами, горячо дышащим вам в горло, и посмотрев вверх, вы видите челюсти, глядящие вам в лицо, кажущиеся такими же большими, как у кита».
Что заставляло ЛаВея рисковать своей жизнью не только во время цирковых представлений, но и во время сна и приема пищи с тиграми и львами, а позже содержать леопарда, а затем льва в своем доме, каждый день рискуя быть атакованным? «Я так много узнал из общения с большими кошками, — объясняет ЛаВей. — Даже падение научило меня многому. Именно тогда вы действительно учитесь могуществу и магии, даже играете в Бога: когда вы лежите в опилках и лев дышит вам в лицо. Вы знаете, что естественный инстинкт зверя — это запустить зубы в товарища по играм на земле, не понимая, что его кожа нежна и его кости хрупки — они не могут противостоять царапинам и укусам, как другой лев. Так, лежа сбитым на землю, у вас осталась только одна защита: сила воли. Каждый опытный тренер больших кошачьих должен научиться использовать ее, так зарядить себя адреналином до краев, так отправить гамма-лучи в мозг кошки, чтобы она отложила укус или царапание на то время, когда вы нащупываете вокруг себя ваш хлыст. Затем, когда вы его схватили, у Вас есть около одной секунды, чтобы хлестануть львиный нос и подняться на ноги пока лев отвлечен. И если вы не сможете найти палку, что вам нужно сделать, так это хорошенько врезав льву по носу».
Через некоторое время творческая жилка Тони привела его в другие направления циркового сообщества. Как объясняет ЛаВей, «В цирке всегда есть работа: люди, как правило, выполняли две или больше альтернативных обязанностей, только если у них не было очень особенной специальности». Дрессировка животных была захватывающей, но Тони знал, что он никогда полностью не раскроет себя, работая с животными всю жизнь. Казалось неизбежным, что обширные музыкальные таланты Тони не останутся незамеченными или неиспользованными другими цирковыми артистами — так и случилось на самом деле.
Тони сам научился играть на фортепиано, годами слушая песни на радио или проигрывателе, и старательно подбирая ноты и аккорды, пока он не стал играть с легкостью. Однажды, когда он путешествовал с шоу Битти, Тони попросил циркового музыканта на каллиопе, алкоголика, который опирался на инструмент больше, чем на самом деле играл на нем, не мог бы ли он полчаса попрактиковаться, просто для того, чтобы тот не заржавел. («У Фреда были мозоли на локтях от очень тяжелой игры».) Каллиопщик отказал ему, и ЛаВей, возмущенный мелочным проявлением власти алкаша, проклял его. Через несколько дней, музыкант заболел и не смог подняться на вечернее представление. Тони вызвался заменить его, хотя он вовсе не был уверен, что он даже сможет играть на каллиопе. Но, никогда не начиная с легкого, ЛаВей сразу начал играть галопирующую мелодию «Одинокого рейнджера» из «Увертюры к Вильгельму Теллю» Дж. Россини.
ЛаВея встретило немедленное признание как со стороны аудитории, так и от других цирковых артистов. Битти дал «профессору»-пьянице отпуск и сделал Тони постоянным музыкантом на каллиопе. Когда цирк Битти приехал в следующий город, ЛаВей сидел за каллиопой, которая ехала на борту грузовика, и как крысолов, заманивал взрослых и детей на цирковую площадку. Везде, где Тони появлялся, яркие листовки рекламировали его в самых экстравагантных терминах.
Хотя многие из фантастически звучащих инструментов на рекламных афишах ЛаВея были на грани исчезновения, Антон (как он попросил друзей называть его вместо его детского прозвища) освоил каждый из них, или подобный. К своему собственному удивлению, ЛаВей обнаружил, что он действительно может возбудить или успокоить людей и животных с помощью его музыки — как определенные аккорды и каденции влияют на аудиторию, животных и исполнителей. Антон обнаружил, что большие кошки из джунглей демонстрируют лучшие результаты под доминирующие аккорды и варварский ритм. Большим кошкам особенно нравились минорные аккорды, но ЛаВей давал им разнообразные аккорды, время от времени меняя мажорные и минорные. Слонам нравилось преобладание доминирующих мажорных нот с тяжелым ритмом, который наилучшим образом соответствует их медленной походке и метаболизму. Тюлени и собаки (которые, по мнению ЛаВея, очень похожи друг на друга), казалось, лучше всего отвечают на мажорные аккорды с полным отсутствием минорных. Когда ЛаВей останавливался на ярко доминирующих мажорных аккордах, с собаками и тюленями было легче всего работать. Другие циркачи были благодарны и озадачены необычными способностями ЛаВея, которые добавили нечто особенное к их выступлениям.
В дополнение к работе с такими дирижерами, как Вик Роббинс, Мерле Эванс, и Генри Кис, Антон впоследствии стал играть подходящую к случаю, эмоционально заряженную музыку для некоторых самых известных цирковых представлений мира: наездников Ханнефордс, Конселлос, Гарольда Алзана, летающих Валлендас, Кристианис и т.д. На протяжении многих лет, ЛаВей был вознагражден письмами и приглашениями от детей, внуков, племянников и племянниц этих исполнителей, которые слышали о ЛаВее от своих прославленных родственников, рассказывающих сказки о нем за обеденным столом. Одним из любимых цирковых персонажей Антона был Хьюго Цачинни, более известный как «Человеческая Пушка». Хотя его официальный номер назывался «Летящий человек», в просторечии его называли «Пушкой» и это звучало лучше, поэтому и прижилось. Цачинни когда-то был набожным католиком, но потом разочаровался, и в конце концов стал таким воинствующим атеистом, что не упускал ни одной возможности говорить о том, что религия — это организованное мошенничество. «Всякий раз, когда кто-то спрашивал о Пушке, он разражался тирадой о мошенниках, которые работают в церкви и каждый раз обдирают кого-то. Потом прибегала его жена и кричала, что он «слишком много выпил»». Цачинни был доволен: он и его брат, Эдмундо, нашли способ извлечь выгоду из жажды общественности к насилию, изобретя и запатентовав устройство для стрельбы человеком из ствола пушки, которое принесло им немалые деньги. На самом деле, довольно эклектичный человек, Цачинни был прекрасным художником и преподавал класс искусств до самой смерти. Многие его картины сейчас находятся в крупнейших коллекциях. ЛаВей также вспоминает, как раздражали Цачинни те люди, которые постоянно коверкали его имя. «Люди приходили к нему и говорили: «О, мистер Цукинни ... ». Он бурчал: «Вчера я Цачинни, сегодня я Цукини, довольно скоро я стану тыквой»».
Однажды у Антона была небольшая стычка с карликом на шоу Битти. ЛаВей бежал по поручению найти что-то на другом конце цирка и увидел карлика возле прицепа, пытающегося переместить большую слоновью тумбу — разукрашенный полый пьедестал, на котором выступают слоны. ЛаВей пытался помочь ему и карлик обругал его и ударил его ногой в голень. Позже Антон решил, что помогать карлику в какой-нибудь работе — это не сильно хорошая идея, так как можно было получить ногой по яйцам.
Среди многих интересных людей, с которыми ЛаВей познакомился во время своего пребывания в цирке, был писатель журнала «Weird Tales» («Странные истории») Роберт Барбоур Джонсон («Рабербабер Джонсон», как он любил представляться). У него с ЛаВеем завязалась дружба, которая продолжалась многие годы после официального создания Церкви Сатаны. В то время, наряду с письменным контрактом с журналом «Синяя книга» (пять историй о цирке в год), Джонсон сам работал дрессировщиком. Джонсон был всегда очарован магией и совпадениями, случающимися в повседневной жизни, но свой успех базировал на особенно необыкновенных случаях. Хотя он никогда не был публично известен как художник, картины Джонсона со сценами из цирка и карнавала, с его необычной техникой освещения и текстуры, использованием мельчайших брызг краски, мы надеемся, в один прекрасный день будут выставлены. ЛаВей много вспоминает о тех временах, проведенных вместе, и любит рассказывать истории своих странствований. Затем, в какого-то момент, ЛаВей просто больше не слышал о нем. «Джонсон всегда хотел исчезнуть, просто уйти на край земли, как когда-то Амброз Бирс или В. Травен. Я думаю, что так он, наконец, и поступил».
Незадолго до своей смерти Клайд Битти (он умер от рака желудка) пришел послушать ЛаВея, играющего на театральном трубном органе в ночном клубе «LostWeekend» («Потерянный уикэнд»), где он работал в Сан-Франциско в начале 60-х. Клайд держал в руке бутылку 7-Up и только слушал. Эта была одна из тех зимних промозглых ночей, когда в баре было лишь несколько постоянных клиентов, на фоне которых Битти казался еще более чужым. Антон играл следующие композиции: «Королева Джунглей», «Эспана Кани», «Болеро» Равеля и заканчивая последними зловещими аккордами «Богемы» Пуччини. Никто другой, кроме Антона не знал, кем был тот незнакомец, но один из владельцев, который обслуживал бар, через некоторое время узнал его. Примерно через полтора часа, великий Клайд Битти спокойно попрощался в последний раз, встал и исчез в туманной ночи.
©Agnemir
http://darksunrising.narod.ru/